Это было очень много лет назад. Близилась очередная годовщина Победы, и мне поручили сделать заметку для республиканской «молодежки» Узбекистана о Герое Советского Союза. Не о конкретном Герое, а в общем — кого найду: «В письмах [отдел писем] должен быть список с адресами, — сказал ответсек. — Сам выбери...»

Список был из полутора десятков имен. Я просматривал список адресов и неожиданно нарвался на очень знакомый — практически мой домашний адрес, если не считать, что номер квартиры был не 14, а 15.

По этому адресу проживали дядя Юра и тетя Люда. Жили дружно — часто выпивали. Выпивки всегда заканчивались одинаково — голоса становились громче и энергичнее, потом в словесную перепалку вплетались звуки битой посуды. Далее, по всей видимости, наступало время рукопашной, а на следующий день дядя Юра, прикрывая рукой подбитый глаз, шел в магазин за чекушкой, а его жена выбрасывала в мусоропровод битую посуду, которая, ссыпаясь по металлической трубе, громыхала — звонко и громко.

Тетя Люда была на голову выше него и физически очень сильна. Очень они напоминали по соотношению роста, сил и возможностей Василия Шукшина и Нонну Мордюкову (а тетя Люда и внешне была похожа на последнюю из фильма «Они сражались за Родину»). И вдруг, оказывается, герой живет по соседству, буквально через шиферную стеночку, разделявшую два балкона.

В общем, через день я позвонил в соседскую дверь. Дядя Юра был уже слегка навеселе и по привычке начинал задирать жену.

— Вишь, корреспондент пришел писать о моем геройстве на фронте, — задорно сказал он в коридор, усадив меня на битый табурет на кухне.

Тетя Люда только фыркнула из спальни.

— Выпьешь, сосед? — спросил дядя Юра, настраиваясь на разговор и наливая себе рюмку.

— Дядь Юр, может, вы после? Я много времени не займу...

— Нет вопросов, — сказал он, опрокинул в рот рюмку и, закусив соленым огурцом, спрятал бутылку в холодильник.

...Рассказывал он скучно и монотонно, привычно повторяя то, что, видимо, уже не раз произносил на встречах со школьниками и студентами: как форсировал польскую речку Пилицу, как положил в горячке боя несколько немецких солдат и не заметил в этой горячке рану от немецкого штыка, проткнувшего руку. Как уже в Берлине с парой бойцов пошел в самовольный рейд по тылам фашистов в надежде отловить самого Гитлера...

Мне хотелось его немного расшевелить, увести в сторону от изъезженного течения рассказа.

— Юрий Иванович, можете вспомнить, что вам из тех времен запомнилось больше всего?

Дядя Юра замолчал, глядя куда-то в угол. Потом поднялся к холодильнику и опять вынул бутылку.

— Про это без водки не расскажешь, — будто извиняясь, сказал он и налил себе. На кухню вошла тетя Люда.

— Не надо, Юра, — как-то очень мягко сказала она. — Опять потом неделю больной будешь ходить...

— Не замай, Семеновна, — отрешенно сказал дядя Юра. — Расскажу, пусть все знают...

— Тогда и мне налей, — попросила она.

..Их пехотная рота заняла какое-то совершенно безлюдное польское село. Образовалось несколько часов отдыха. Хотелось есть, а особенно пить. Но колодцы оказались засыпаны, а потом разутюжены танковыми гусеницами вровень с землей. Попытались раскопать и поняли, что колодцы забиты людьми — всем населением этого села. В отдельном колодце были дети...

Когда я уходил, тетя Люда сказала:

— Ты извини, сосед. Мы тут шумим иногда…

— Да уж, посуды много побили...

— Все трофейные сервизы разгромили, — с некоторым даже удовлетворением сказал дядя Юра. — Ничего не осталось!

— Дурачок, посуда-то тут при чем?! — сказала тетя Люда.

И уже обращаясь ко мне: «Мейсенский сервиз жалко. Последнее, что оставалось».

— Не мог я из него чай пить, — непримиримо сказал охотник на Гитлера, Герой Советского Союза Юрий Иванович Гулин. — Держишь в руках чашку с цветочками на боку и думаешь: как красиво, какие умелые руки эту красоту сотворили... А потом вспомнишь тот колодец, доверху забитый детьми, по которым потом танком...